Наркомания глазами психотерапевта

Недавно один из моих собеседников рассказал об эпизоде, забыть который мне не под силу.

«Я подошел на улице к женщине, — рассказывал он,  — и протянул ей свою визитку (помощь в лечении наркомании). Ее удивление, казалось, не знало границ.

— Зачем это мне? — у нее даже предположений никаких не было.

— Рядом с вами стоит ваш сын, и он явно «под кайфом», — ответил я. У женщины был шок. Все это время у нее и подозрений не возникало относительно здоровья собственного ребенка. У нас особый менталитет: если от подростка не пахнет алкоголем, значит, с ним все нормально».

До того момента, как я стала работать на портале MEDPNZ.RU, мне казалось, что наркомания — какой-то изуродованный ненормальный мир, существующий в реальности, параллельной той, в которой живу я. Никаких точек пересечения, считала я, у нас быть не могло. И лишь ежедневное общение со специфической врачебной аудиторией заставило меня понять, что я просто закрываю глаза на то, что давно существует в моем мире. В моем подъезде, на одной лестничной клетке.

30% населения каждого из четырех районов Пензы — уже наркоманы с солидным стажем. Самое обидное, что это люди от 13 до 35 — то есть те, кто уже может оказывать активное влияние на окружающий мир. Каким он может быть, если 30% живущих в нем изуродованы страшной болезнью? Не хочется даже думать об этом. И, тем не менее, их реальность уже формирует мою. Проблема достигла таких масштабов, что делать вид, будто ее не существует, бесполезно. И каждому, у кого есть дети, придется вести постоянную работу, чтобы однажды незнакомый человек на улице не протянул вдруг свою визитку…

Пока мы не поймем, что можно противопоставить наркотикам, подростки так и будут уходить в свою дикую реальность, и уводить с собой других. Методы для этого познания необходимы разные. Например, сейчас у читателей нашего портала появилась возможность взглянуть на эту проблему глазами психотерапевта с многолетним стажем, кандидата психологических наук Сергея Васильевича Тарасова.

— Каков в Пензе средний возраст первого опыта употребления наркотика?

— 11-12 лет. В 9-10 классах среди юношей практически нет тех, кто не попробовал бы или даже не знал технологию изготовления и употребления наркотиков и где их достать. Из группы злоупотребляющих в предподростковом возрасте 1/10 часть становятся наркоманами к 20-годам. В обиход многих юношей стимуляторы входят по типу «эпизодического потребления».

— Один мой знакомый упорно утверждает, что употребление в течение девяти лет плана никак не делает его наркоманом — «это же не настоящие» наркотики, считает он. Есть ли в этом доля истины?

— И ЛСД, и галлюциногены, и марихуана, и план несколько отличаются по действию от того состояния, что дают настоящие наркотики. Но опыты на крысах показали, что даже недолгое употребление этих «ненастоящих» стимуляторов убивает клетки мозга, вырабатывающие церотинин — вещество, с помощью которого мозг контролирует перепады настроения. Каковы размеры ущерба, наносимого человеческому мозгу, никто до сих пор точно не знает. 70% больных, поступающих в клиники с первоначальным диагнозом «острый психоз», употребляли «экстази».

А человек, пристрастившийся к «винту» приходит к нервному и физическому истощению организма. После очередной дозы «винтовик» несколько суток не в состоянии принимать пищу. А бензин, дихлофос и растворители, которые обычно употребляют дети, приводят к слабоумию уже через полтора года.

Но у медали есть и еще второе дно. Начиная с плана, марихуаны, ЛСД, люди переходят на героин. А если человек сидит на героине, он никогда не вернется к ЛСД или марихуане в том плане, что там зависимость более жесткая и прямолинейная и противопоставить ей ничего другого нельзя.

— Многие считают, что запрещая ребенку посещать дискотеки и ночные клубы, считающиеся особо «злачными» местами, они спасают чадо от опасности. Так ли это? Ведь сейчас исходный материал для того же дезморфина можно купить в любой аптеке и сварить самостоятельно, в собственном доме до прихода родителей.

— Запретами до души ребенка достучаться не получится, здесь важны другие методы воздействия. Нужно прежде всего, чтобы ребенок слышал родителей, и доверял им. Только на этом фундаменте можно построить крепкое здание.

— В чем причины нынешнего роста наркомании?

— Если раньше проблемами детства занимались — организовывали клубы, секции, люди знали куда приложить силы, были перспективы какого-то роста, то сейчас государство этим озабочено мало. Поэтому проблема в следующем: по мере того, как общество перестает заботиться о своих членах, человек начинает делать в жизни только то, что ему дает удовольствие, если ему негде получить удовольствие от приложения своих сил, он это удовольствие получает за счет химических веществ. Другого пути не бывает. Сейчас мы можем решить эту проблему, финансируя клубы по интересам. И чем их будет больше, тем меньше подростков придет к наркотикам.

Правда, эти меры никак не коснутся 10% людей, имеющих генетическую предрасположенность к зависимости. После первого употребление наркотика остановиться они уже не в силах, потому что являются носителями генов, отвечающих за формирование алкогольной и наркотической зависимости.

— Есть ли характерные черты, по которым можно вычислить этих людей?

— Обычно они имеют в родословной родственников, злоупотребляющих алкоголем. Первое употребление спиртного для них было запоминающимся, приятным. Как правило, они любят сладкое. Дети, имеющие предрасположенность к наркомании, неусидчивы на уроках, быстроистощаемы. Они часто испытывают гипокликемические состояния (два слова о том, что это такое), благодаря чему получают двойки. Им нужен выход из этих безрадостных ощущений. И им становится травка или что-то еще, после чего они будут чувствовать себя хорошо и на своем месте.

У нас в России нет средств, с помощью которых можно выявить склонность к наркозависимости. Например, в США, чтобы отследить таких людей, делают соскоб со щеки и делают анализ, который подскажет, есть ли у человека генетическая предрасположенность.

— А как вы оцениваете качество наркологической помощи в России?

— Несколько лет назад американцы осмотрели в Москве наркологические центры (реанимация, токсикология с функциональными кроватями и т.д.), и задали только один вопрос: «Ну а как же у вас лечат наркоманов?» — «Вот.»  И выяснилось, что американцы это вообще не считают лечением. Дезинтоксикация  это только первый его этап.

При этом важно понимать еще и тот факт, что от медицины решение этих проблем зависит только на 6-8%, а остальное — социальный, в том числе и государственный, фактор.

— В какой ситуации для больного действительно возможен выход из зависимости?

— Во-первых, настоящая структура реабилитации — это когда человек может отказаться от накатанного пути ухода в наркотическую и алкогольную эйфорию ради чего-то другого, что даст ему психологический комфорт. Чаще всего эффективен уход в религиозные или психотерапевтические группы. Помогает и работа в Обществе анонимных алкоголиков, где человек выговаривается, чувствует себя востребованным и понятым.

Проблема в том, что в финансировании таких реабилитационных центров в России никто не заинтересован. Государство выделяет деньги только на формальные мероприятия по снятию у больных интоксикации. А значит, «лечение» проходит бесследно, и выделяемые средства уходят на ветер.

В некоторых экономически благополучных странах средства на открытие «правильных» центров заложены в специальных государственных программах. А текущие расходы оплачивают производители спиртных напитков. Ведь тот факт, что 10% людей имеют генетическую предрасположенность к зависимости, научно доказан. А это значит, что ответственность за то, что кто-то из группы риска может употребить их продукцию, лежит на промышленниках.

Если адаптировать этот опыт к нашим реалиям это могло бы выглядеть так, что Нижнеломовский и Кузнецкий ликеро-водочные заводы должны содержать и контролировать работу наркологических отделений в Пензе. В мире уже отработаны методики успешного выхода из зависимости. Нам ничто не мешает заимствовать опыт того же Тусона (знаменитый наркологический центр в США), где процент людей, у которых ремиссия составляет от 2 до 20 лет близится к 91%.

— Врачи называют одну цифру роста наркомании, чиновники — другую, благотворительные некоммерческие организации третью. Чья статистика, на ваш взгляд, адекватнее?

— Важнее не цифры, а другое. Социально значимым считается явление, когда оно влияет на весь социум — продвигает его или тормозит. Резюмируя, можно сказать одно: проблема социально значима. Она влияет на общество. И влияет не в положительную сторону. Поэтому конкретные цифры в данном случае не имеют значения.

Анна Самойлова